Порой мне становится страшно и очень грустно от того, насколько хрупка и недолговечна жизнь, от того, как ужасающе легко и просто умереть.
Я чувствую себя крохотной снежинкой, когда в такой туманный поздний вечер, такой, что не
видно верхушек деревьей, такой, что старые фонари своим оранжево-рыжим светом не в силах пробиться сквозь густой, как сметана, воздух, когда вся жизнь города как будто погружается под воду, и все звуки неумолимо гаснут в этом мраке, несу свою жизнь в тонюсеньких прозрачно-голубых ниточках на запястьях. Эти ниточки так легко оборвать. Достаточно одного неверного движения, которые я так слишком часто совершаю. Я несу неверный огонечек жизни в усталых серосвинцовых глазах, отражающих северное небо. Достаточно одного сильного порыва ветра, чтобы его затушить.
Каждое мгновение жизни срывается с секундной стрелки, и тут же каменеет и становится
вечностью, невозвратно уходя. Казалось бы, вот оно - это самое сейчас, оно в руках, оно живое, мягкое и податливое, но сразу ускользает, и больше ничего не изменить, не исправить, не вернуть.
Ничего.
Так страшно не успеть выполнить свой долг в подлунном мире, страшно не успеть завершить
свое дело. Но еще страшнее, когда нет ничего такого, что стоило бы завершать, когда нет ничего такого, что можно было бы оставить после себя, уйдя в вечность.
Я чувствую себя крохотной снежинкой, когда в такой туманный поздний вечер, такой, что не
видно верхушек деревьей, такой, что старые фонари своим оранжево-рыжим светом не в силах пробиться сквозь густой, как сметана, воздух, когда вся жизнь города как будто погружается под воду, и все звуки неумолимо гаснут в этом мраке, несу свою жизнь в тонюсеньких прозрачно-голубых ниточках на запястьях. Эти ниточки так легко оборвать. Достаточно одного неверного движения, которые я так слишком часто совершаю. Я несу неверный огонечек жизни в усталых серосвинцовых глазах, отражающих северное небо. Достаточно одного сильного порыва ветра, чтобы его затушить.
Каждое мгновение жизни срывается с секундной стрелки, и тут же каменеет и становится
вечностью, невозвратно уходя. Казалось бы, вот оно - это самое сейчас, оно в руках, оно живое, мягкое и податливое, но сразу ускользает, и больше ничего не изменить, не исправить, не вернуть.
Ничего.
Так страшно не успеть выполнить свой долг в подлунном мире, страшно не успеть завершить
свое дело. Но еще страшнее, когда нет ничего такого, что стоило бы завершать, когда нет ничего такого, что можно было бы оставить после себя, уйдя в вечность.
